The Master and Margarita. Mikhail bulgakov. Pontius Pilate 2-2

Мастер и Маргарита. Михаил Булгаков. Понтий Пилат 2-2

-------------------------------------------------------

Never, goo . . . ' Terror flashed across the prisoner's face for having so nearly said the wrong word.

-- Я, доб... -- тут ужас мелькнул в глазах арестанта оттого, что он едва не оговорился,

' Never in my life, hegemon, have I intended to destroy the temple. Nor have I ever tried to persuade anyone to do such a senseless thing.'

-- я, игемон, никогда в жизни не собирался разрушать здание храма и никого не подговаривал на это бессмысленное действие.

A look of amazement came over the secretary's face as he bent over a low table recording the evidence.

Удивление выразилось на лице секретаря, сгорбившегося над низеньким столом и записывающего показания.

He raised his head but immediately lowered it again over his parchment.

Он поднял голову, но тотчас же опять склонил ее к пергаменту.

'People of all kinds are streaming into the city for the feast-day. Among them there are magicians, astrologers, seers and murderers,' said the Procurator in a monotone.

-- Множество разных людей стекается в этот город к празднику. Бывают среди них маги, астрологи, предсказатели и убийцы, -- говорил монотонно прокуратор,

' There are also liars. You, for instance, are a liar.

-- а попадаются и лгуны. Ты, например, лгун.

It is clearly written down : he incited people to destroy the temple. Witnesses have said so.'

Записано ясно: подговаривал разрушить храм. Так свидетельствуют люди.

'These good people,' the prisoner began, and hastily adding ' hegemon',

-- Эти добрые люди, -- заговорил арестант и, торопливо прибавив: -- игемон,

he went on, ' are unlearned and have confused everything I said.

-- продолжал: -- ничему не учились и все перепутали, что я говорил.

I am beginning to fear that this confusion will last for a very long time. And all because he untruthfully wrote down what I said.'

Я вообще начинаю опасаться, что путаница эта будет продолжаться очень долгое время. И все из-за того, что он неверно записывает за мной.

There was silence. Now both pain-filled eyes stared heavily at the prisoner.

Наступило молчание. Теперь уже оба больных глаза тяжело глядели на арестанта.

'I repeat, but for the last time--stop pretending to be mad, scoundrel,' said Pilate softly and evenly.

-- Повторяю тебе, но в последний раз: перестань притворяться сумасшедшим, разбойник, -- произнес Пилат мягко и монотонно,

' What has been written down about you is little enough, but it is sufficient to hang you.'

-- за тобою записано немного, но записанного достаточно, чтобы тебя повесить.

'No, no, hegemon,' said the prisoner, straining with the desire to convince.

-- Нет, нет, игемон, -- весь напрягаясь в желании убедить, заговорил арестованный,

' This man follows me everywhere with nothing but his goatskin parchment and writes incessantly.

-- ходит, ходит один с козлиным пергаментом и непрерывно пишет.

But I once caught a glimpse of that parchment and I was horrified.

Но я однажды заглянул в этот пергамент и ужаснулся.

I had not said a word of what was written there.

Решительно ничего из того, что там написано, я не говорил.

I begged him-- please burn this parchment of yours! But he tore it out of my hands and ran away.'

Я его умолял: сожги ты бога ради свой пергамент! Но он вырвал его у меня из рук и убежал.

'Who was he? ' enquired Pilate in a strained voice and put his hand to his temple.

-- Кто такой? -- брезгливо спросил Пилат и тронул висок рукой.

'Matthew the Levite,' said the prisoner eagerly. ' He was a tax-collector.

-- Левий Матвей, -- охотно объяснил арестант, -- он был сборщиком податей,

I first met him on the road to Bethlehem at the corner where the road skirts a fig orchard and I started talking to him.

и я с ним встретился впервые на дороге в Виффагии, там, где углом выходит фиговый сад, и разговорился с ним. (если не ошибаюсь речь у автора и переводчика несколько о разных местах — Виффагия (место фиг, смокв) у Булгакова, Гленни же перевел как Bethlehem — Вифлеем — прим. ред)

At first he was rude and even insulted me, or rather he thought he was insulting me by calling me a dog.'

Первоначально он отнесся ко мне неприязненно и даже оскорблял меня, то есть думал, что оскорбляет, называя меня собакой,

The prisoner laughed. ' Personally I see nothing wrong with that animal so I was not offended by the word. . . .'

-- тут арестант усмехнулся, -- я лично не вижу ничего дурного в этом звере, чтобы обижаться на это слово...

The secretary stopped taking notes and glanced surreptitiously, not at the prisoner, but at the Procurator.

Секретарь перестал записывать и исподтишка бросил удивленный взгляд, но не на арестованного, а на прокуратора.

'However, when he had heard me out he grew milder,' went on Yeshua,'

-- ...однако, послушав меня, он стал смягчаться, -- продолжал Иешуа,

and in the end he threw his money into the road and said that he would go travelling with me. . . .'

-- наконец бросил деньги на дорогу и сказал, что пойдет со мной путешествовать...

Pilate laughed with one cheek. Baring his yellow teeth and turning fully round to his secretary he said :

Пилат усмехнулся одною щекой, оскалив желтые зубы, и промолвил, повернувшись всем туловищем к секретарю:

'Oh, city of Jerusalem! What tales you have to tell! A tax-collector, did you hear, throwing away his money!'

-- О, город Ершалаим! Чего только не услышишь в нем. Сборщик податей, вы слышите, бросил деньги на дорогу!

Not knowing what reply was expected of him, the secretary chose to return Pilate's smile.

Не зная, как ответить на это, секретарь счел нужным повторить улыбку Пилата.

'And he said that henceforth he loathed his money,' said Yeshua in explanation of Matthew the Levite's strange action, adding :

-- А он сказал, что деньги ему отныне стали ненавистны, -- объяснил Иешуа странные действия Левия Матвея и добавил:

' And since then he has been my companion.'

-- И с тех пор он стал моим спутником.

His teeth still bared in a grin, the Procurator glanced at the prisoner, then at the sun rising inexorably over the equestrian statues of the hippodrome far below to his left,

Все еще скалясь, прокуратор поглядел на арестованного, затем на солнце, неуклонно подымающееся вверх над конными статуями гипподрома, лежащего далеко внизу налево,

and suddenly in a moment of agonising nausea it occurred to him that the simplest thing would be to dismiss this curious rascal from his balcony with no more than two words : ' Hang him. '

и вдруг в какой-то тошной муке подумал о том, что проще всего было бы изгнать с балкона этого странного разбойника, произнеся только два слова: "Повесить его".

Dismiss the body-guard too, leave the arcade and go indoors, order the room to be darkened, fall on to his couch, send for cold water, call for his dog Banga in a pitiful voice and complain to the dog about his hemicrania.

Изгнать и конвой, уйти из колоннады внутрь дворца, велеть затемнить комнату, повалиться на ложе, потребовать холодной воды, жалобным голосом позвать собаку Банга, пожаловаться ей на гемикранию.

Suddenly the tempting thought of poison flashed through the Procurator's mind.

И мысль об яде вдруг соблазнительно мелькнула в больной голове прокуратора.

He stared dully at the prisoner for a while, trying painfully to recall why this man with the bruised face was standing in front of him in the pitiless Jerusalem morning sunshine

Он смотрел мутными глазами на арестованного и некоторое время молчал, мучительно вспоминая, зачем на утреннем безжалостном Ершалаимском солнцепеке стоит перед ним арестант с обезображенным побоями лицом,

and what further useless questions he should put to him.

и какие еще никому не нужные вопросы ему придется задавать.

'Matthew the Levite? ' asked the suffering man in a hoarse voice, closing his eyes.

-- Левий Матвей? -- хриплым голосом спросил больной и закрыл глаза.

'Yes, Matthew the Levite,' came the grating, high-pitched reply.

-- Да, Левий Матвей, -- донесся до него высокий, мучающий его голос.

'So you did make a speech about the temple to the crowd in the temple forecourt? '

-- А вот что ты все-таки говорил про храм толпе на базаре?

The voice that answered seemed to strike Pilate on the forehead, causing him inexpressible torture and it said:

Голос отвечавшего, казалось, колол Пилату в висок, был невыразимо мучителен, и этот голос говорил:

'I spoke, hegemon, of how the temple of the old beliefs would fall down and the new temple of truth would be built up.

-- Я, игемон, говорил о том, что рухнет храм старой веры и создастся новый храм истины.

I used those words to make my meaning easier to understand.'

Сказал так, чтобы было понятнее.

'Why should a tramp like you upset the crowd in the bazaar by talking about truth, something of which you have no conception? What is truth? '

-- Зачем же ты, бродяга, на базаре смущал народ, рассказывая про истину, о которой ты не имеешь представления? Что такое истина?

At this the Procurator thought: ' Ye gods! This is a court of law and I am asking him an irrelevant question . . . my mind no longer obeys me. . . . '

И тут прокуратор подумал: "О, боги мои! Я спрашиваю его о чем-то ненужном на суде... Мой ум не служит мне больше..."

Once more he had a vision of a goblet of dark liquid. ' Poison, I need poison.. .. '

И опять померещилась ему чаша с темною жидкостью. "Яду мне, яду!"

And again he heard the voice : 'At this moment the truth is chiefly that your head is aching and aching so hard that you are having cowardly thoughts about death.

И вновь он услышал голос: -- Истина прежде всего в том, что у тебя болит голова, и болит так сильно, что ты малодушно помышляешь о смерти.

Not only are you in no condition to talk to me, but it even hurts you to look at me.

Ты не только не в силах говорить со мной, но тебе трудно даже глядеть на меня.

This makes me seem to be your torturer, which distresses me.

И сейчас я невольно являюсь твоим палачом, что меня огорчает.

You cannot even think and you can only long for your dog, who is clearly the only creature for whom you have any affection.

Ты не можешь даже и думать о чем-нибудь и мечтаешь только о том, чтобы пришла твоя собака, единственное, по-видимому, существо, к которому ты привязан.

But the pain will stop soon and your headache will go.'

Но мучения твои сейчас кончатся, голова пройдет.

The secretary stared at the prisoner, his note-taking abandoned.

Секретарь вытаращил глаза на арестанта и не дописал слова.

Pilate raised his martyred eyes to the prisoner and saw how high the sun now stood above the hippodrome,

Пилат поднял мученические глаза на арестанта и увидел, что солнце уже довольно высоко стоит над гипподромом,

how a ray had penetrated the arcade, had crept towards Yeshua's patched sandals and how the man moved aside from the sunlight.

что луч пробрался в колоннаду и подползает к стоптанным сандалиям Иешуа, что тот сторонится от солнца.

The Procurator stood up and clasped his head in his hands. Horror came over his yellowish, clean-shaven face.

Тут прокуратор поднялся с кресла, сжал голову руками, и на желтоватом его бритом лице выразился ужас.

With an effort of will he controlled his expression and sank back into his chair.

Но он тотчас же подавил его своею волею и вновь опустился в кресло.

Meanwhile the prisoner continued talking, but the secretary had stopped writing, craning his neck like a goose in the effort not to miss a single word.

Арестант же тем временем продолжал свою речь, но секретарь ничего более не записывал, а только, вытянув шею, как гусь, старался не проронить ни одного слова.

'There, it has gone,' said the prisoner, with a kindly glance at Pilate.

-- Ну вот, все и кончилось, -- говорил арестованный, благожелательно поглядывая на Пилата,

' I am so glad. I would advise you, hegemon, to leave the palace for a while and take a walk somewhere nearby, perhaps in the gardens or on Mount Eleona.

-- и я чрезвычайно этому рад. Я советовал бы тебе, игемон, оставить на время дворец и погулять пешком где-нибудь в окрестностях, ну хотя бы в садах на Елеонской горе.

There will be thunder . . .' The prisoner turned and squinted into the sun . . . ' later, towards evening.

Гроза начнется, -- арестант повернулся, прищурился на солнце, -- позже, к вечеру.

A walk would do you a great deal of good and I should be happy to go with you.

Прогулка принесла бы тебе большую пользу, а я с удовольствием сопровождал бы тебя.

Some new thoughts have just come into my head which you might, I think, find interesting and I should like to discuss them with you, the more so as you strike me as a man of great intelligence.'

Мне пришли в голову кое-какие новые мысли, которые могли бы, полагаю, показаться тебе интересными, и я охотно поделился бы ими с тобой, тем более что ты производишь впечатление очень умного человека.

The secretary turned mortally pale and dropped his scroll to the ground.

Секретарь смертельно побледнел и уронил свиток на пол.

' Your trouble is,' went on the unstoppable prisoner, ' that your mind is too closed and you have finally lost your faith in human beings.

-- Беда в том, -- продолжал никем не останавливаемый связанный, -- что ты слишком замкнут и окончательно потерял веру в людей.

You must admit that no one ought to lavish all their devotion on a dog.

Ведь нельзя же, согласись, поместить всю свою привязанность в собаку.

Your life is a cramped one, hegemon.' Here the speaker allowed himself to smile.

Твоя жизнь скудна, игемон, -- и тут говорящий позволил себе улыбнуться.

The only thought in the secretary's mind now was whether he could believe his ears. He had to believe them.

Секретарь думал теперь только об одном, верить ли ему ушам своим или не верить. Приходилось верить.

He then tried to guess in what strange form the Procurator's fiery temper might break out at the prisoner's unheard-of insolence.

Тогда он постарался представить себе, в какую именно причудливую форму выльется гнев вспыльчивого прокуратора при этой неслыханной дерзости арестованного.

Although he knew the Procurator well the secretary's imagination failed him.

И этого секретарь представить себе не мог, хотя и хорошо знал прокуратора.

Then the hoarse, broken voice of the Procurator barked out in Latin: 'Untie his hands.'

Тогда раздался сорванный, хрипловатый голос прокуратора, по-латыни сказавшего: -- Развяжите ему руки.

One of the legionary escorts tapped the ground with his lance, gave it to his neighbour, approached and removed the prisoner's bonds.

Один из конвойных легионеров стукнул копьем, передал его другому, подошел и снял веревки с арестанта.

The secretary picked up his scroll, decided to take no more notes for a while and to be astonished at nothing he might hear.

Секретарь поднял свиток, решил пока что ничего не записывать и ничему не удивляться.

'Tell me,' said Pilate softly in Latin, ' are you a great physician?'

-- Сознайся, -- тихо по-гречески спросил Пилат, -- ты великий врач? (Гленни перевел, что на латыни — прим.ред.)

'No, Procurator, I am no physician,' replied the prisoner, gratefully rubbing his twisted, swollen, purpling wrist.

-- Нет, прокуратор, я не врач, -- ответил арестант, с наслаждением потирая измятую и опухшую багровую кисть руки.

Staring from beneath his eyelids, Pilate's eyes bored into the prisoner and those eyes were no longer dull. They now flashed with their familiar sparkle.

Круто, исподлобья Пилат буравил глазами арестанта, и в этих глазах уже не было мути, в них появились всем знакомые искры.

' I did not ask you,' said Pilate. ' Do you know Latin too? '

-- Я не спросил тебя, -- сказал Пилат, -- ты, может быть, знаешь и латинский язык?

'Yes, I do,' replied the prisoner.

-- Да, знаю, -- ответил арестант.

The colour flowed back into Pilate's yellowed cheeks and he asked in Latin:

Краска выступила на желтоватых щеках Пилата, и он спросил по-латыни:

'How did you know that I wanted to call my dog? '

-- Как ты узнал, что я хотел позвать собаку?

'Quite simple,' the prisoner answered in Latin. ' You moved your hand through the air . . . ' the prisoner repeated Pilate's gesture . . .

-- Это очень просто, -- ответил арестант по-латыни, -- ты водил рукой по воздуху, -- арестант повторил жест Пилата,

' as though to stroke something and your lips . . .'

-- как будто хотел погладить, и губы...

'Yes,' said Pilate.

-- Да, -- сказал Пилат.

There was silence. Then Pilate put a question in Greek : 'So you are a physician? '

Помолчали, потом Пилат задал вопрос по-гречески: -- Итак, ты врач?